Бабушка спит в соседней комнате на кресле, словно сторожевой пёс охраняет пути к отступлению. У любой другой бы в её возрасте сердце не выдержало, а у миссис Лонгботтом, только черты лица чуть обострились. Сильная женщина. Невилл стоит перед зеркалом и репетирует. Но уже почти ровную речь рассекают слишком яркие воспоминания. О том как… – Это началось на одном из наказаний… зажал рот… сказал, буду сопротивляться – будет хуже… Как впервые наклонился над задремавшим преподавателем и коснулся губами его губ… – Говорил, что уничтожит меня… выставит из школы… сломает жизнь… Как плакал, умолял не прогонять, не отталкивать… – А потом на уроках у меня руки тряслись, ничего не получалось… двойки и снова отработки… понимаете?.. Как специально взрывал котлы, а потом смеялся, что ни у кого не вызывает удивление его тотальная невезучесть. И, похоже, один угадывал, как уголки плотно сжатых губ на секунду поднимались вверх, а во взгляде проступала мягкость и странная обречённость. – И если бы не профессор Спраут… …которая ворвалась в кабинет, когда им было особенно сладко. Горячее дыхание, покрасневшие щёки, припухшие, по-детски трогательные губы… Она гладила его, плачущего, по голове, кутала в жёсткую мантию и говорила, что теперь всё будет хорошо, что больше никто не обидит. – И всё что он сказал… «Виноват. Принуждал, заставлял, запугивал. Аморальный извращенец? Вы правы». – …ложь. Невилл отрывает взгляд от своего отражения, опускается на стул и прячет лицо в ладонях. Чтобы он не сказал: ложь или правду – Северусу это не поможет. Как бы там ни было Невилл остаётся подростком, несовершеннолетним, а Снейп – преподавателем, преступившим свои полномочия. Детали влияют только на срок заключения – и то незначительно. Невилл поднимает голову и смотрит на серый рассвет за окном. В этом году у него СОВ, выбор профессии и ещё целый год до так желанного совершеннолетия… …а потом ещё целая жизнь без него.