05.02.2012 в 00:24
БО-3-86 Гарри Поттер/Северус Снейп. Снейп выжил, а Гарри умер за благое дело. Его магический портрет висит в кабинете Северуса. Часами Северус сидит рядом с портретом, но всегда смотрит в другую сторону.
409 словПортрет у Поттера вышел не как у людей. У него вообще редко что выходило как у людей.
Все дело в том, что написать погибшего друга вызвалась полоумная Луна Лавгуд.
А Кингсли сказал:
— Почему бы и нет?
Он часто так говорил, Кингсли. В отличие от меня, он все еще верил в человечество. За что, собственно, и поплатился.
Однажды куча расфуфыренных придурков собрались хлебнуть шампанского в Министерстве магии... И совершенно случайно в тот же день Лавгуд закончила портрет. Гляжу, шагает в кретинском этом своем ожерелье из пробок, а в руках что-то большое и черное тканью накрыто.
Тут Кингсли и объявил торжественно, мол дамы и господа, вашему вниманию представляется портрет Гарри Поттера, безвременно почившего в молодом возрасте Героя и Спасителя... и прочее и прочее. Я хотел было засмеяться, но подумал — не поймут.
А потом Лавгуд эффектным движением сдернула ткань.
И я потрясенно застыл.
Там было море и маленький островок земли, чтобы Поттеру было где стоять.
Море было синее, а на гребнях огромных волн отливало серебристым. Должно быть дул ветер: белая футболка Поттера развевалась и он обнимал себя руками, прижимая её к телу. И по глазам этого мальчишки (хоть он и не смотрел на меня) я понял, что ему принадлежит весь мир. А может быть, мир — это и был он.
На губах вдруг стало солоно, как будто бы капли морской воды долетели и сюда.
А когда я отмер, первое, что я услышал было презрительное "фи".
— Фи, — повторила разряженная дамочка с пером на голове, — Какая пошлость!
— Где же аврорская мантия? — с готовностью подхватил кто-то.
— А орден Мерлина?
— Это неуважение к герою!
— Возмутительно!
Скандал был знатный — старушка Рита, помнится, лепила статьи, как Молли Уизли пирожки.
Тяп-ляп, но народу нравилось.
А Лавгуд все было нипочем.
На следующий же день она заявилась в Хогвартс вместе со своим шедевром, вломилась в директорский кабинет и говорит:
— Добрый день, профессор. Куда можно повесить Гарри?
Тут я, стыдно сказать, растерялся, и сделал страшные глаза. Это у меня как-то само собой получается, защитный рефлекс.
— Он вам нарглов отпугивать будет, — не сдаётся Лавгуд.
Её-то я прогнал, а вот с Поттером сложнее: он остался.
Сижу вот теперь часами рядом с этим портретом, и делаю вид, что смотрю в другую сторону.
На самом деле, просто боюсь, что Поттер обернется и посмотрит мне в глаза.
И спросит: "Почему я умер, профессор Снейп? Почему я умер, а вы живы?"
И я не буду знать, что ему ответить.
Впрочем, он никогда не говорит со мной, даже не поворачивает головы. И море послушно лежит перед ним — бескрайнее синее море.
URL комментария409 словПортрет у Поттера вышел не как у людей. У него вообще редко что выходило как у людей.
Все дело в том, что написать погибшего друга вызвалась полоумная Луна Лавгуд.
А Кингсли сказал:
— Почему бы и нет?
Он часто так говорил, Кингсли. В отличие от меня, он все еще верил в человечество. За что, собственно, и поплатился.
Однажды куча расфуфыренных придурков собрались хлебнуть шампанского в Министерстве магии... И совершенно случайно в тот же день Лавгуд закончила портрет. Гляжу, шагает в кретинском этом своем ожерелье из пробок, а в руках что-то большое и черное тканью накрыто.
Тут Кингсли и объявил торжественно, мол дамы и господа, вашему вниманию представляется портрет Гарри Поттера, безвременно почившего в молодом возрасте Героя и Спасителя... и прочее и прочее. Я хотел было засмеяться, но подумал — не поймут.
А потом Лавгуд эффектным движением сдернула ткань.
И я потрясенно застыл.
Там было море и маленький островок земли, чтобы Поттеру было где стоять.
Море было синее, а на гребнях огромных волн отливало серебристым. Должно быть дул ветер: белая футболка Поттера развевалась и он обнимал себя руками, прижимая её к телу. И по глазам этого мальчишки (хоть он и не смотрел на меня) я понял, что ему принадлежит весь мир. А может быть, мир — это и был он.
На губах вдруг стало солоно, как будто бы капли морской воды долетели и сюда.
А когда я отмер, первое, что я услышал было презрительное "фи".
— Фи, — повторила разряженная дамочка с пером на голове, — Какая пошлость!
— Где же аврорская мантия? — с готовностью подхватил кто-то.
— А орден Мерлина?
— Это неуважение к герою!
— Возмутительно!
Скандал был знатный — старушка Рита, помнится, лепила статьи, как Молли Уизли пирожки.
Тяп-ляп, но народу нравилось.
А Лавгуд все было нипочем.
На следующий же день она заявилась в Хогвартс вместе со своим шедевром, вломилась в директорский кабинет и говорит:
— Добрый день, профессор. Куда можно повесить Гарри?
Тут я, стыдно сказать, растерялся, и сделал страшные глаза. Это у меня как-то само собой получается, защитный рефлекс.
— Он вам нарглов отпугивать будет, — не сдаётся Лавгуд.
Её-то я прогнал, а вот с Поттером сложнее: он остался.
Сижу вот теперь часами рядом с этим портретом, и делаю вид, что смотрю в другую сторону.
На самом деле, просто боюсь, что Поттер обернется и посмотрит мне в глаза.
И спросит: "Почему я умер, профессор Снейп? Почему я умер, а вы живы?"
И я не буду знать, что ему ответить.
Впрочем, он никогда не говорит со мной, даже не поворачивает головы. И море послушно лежит перед ним — бескрайнее синее море.